Пинягин Владислав Леонидович

«О ТОМ, КАК МОСКВА ВСТРЕТИЛА ДЕНЬ ПОБЕДЫ, ПРОСТЫМИ СЛОВАМИ НЕ РАССКАЖЕШЬ»

Первый яркий эпизод в моей еще довоенной жизни - это кухня в коммунальной квартире, несколько женщин, шум примусов. Я держусь за руку матери, ем бублик, а по кухне шлепает босоногий, совершенно голый ребенок и хочет отнять у меня этот бублик. Женщины смеются. Это происходит в г. Харькове, куда мой отец - военнослужащий был направлен служить после окончания военной академии.

А дальше началась война. Как я узнал позже, отец с первого дня ушел на фронт и воевал в должности начальника связи штаба крупного воинского соединения, которое взаимодействовало с партизанскими отрядами Белоруссии и Брянщины.

Память сохранила частый вой сирен воздушной тревоги, рев самолетов, отдаленные и близкие взрывы.

По сигналу тревоги мы торопились в ближайшее убежище, в руках у матери была «дежурная» черная хозяйственная сумка, за которую я обычно держался.

Запомнилось полутемное убежище, плач детей, приглушенные разговоры женщин на тему: ехать или не ехать и фраза одной из женщин: «Там же, в Сибири, зимой воробьи на лету замерзают!»

Последний харьковский эпизод: я почему-то один стою у края дороги, а мимо меня идет большая колонна танков, а за ними отряд санитарных машин.

А потом была эвакуация. Это слово я услышал, когда мы стояли в толпе на вокзале, у матери в руках небольшой чемоданчик, за который держался мой старший брат, и черная сумка, за которую держался я.

Пришел товарный поезд и солдаты стали открывать двери товарных вагонов - «теплушек». Люди терпеливо ждали поезда с пассажирскими вагонами, а солдаты торопили с посадкой. Народ понял, что это и есть эвакуация и толпа занесла нас в один из вагонов.

В пути мы с братом не избежали детских болезней, но, в конце концов, прибыли к цели своего путешествия - город Новосибирск.

Много позже, уже после войны, мои родители узнали, что все семьи, оставшиеся в доме для военнослужащих, из которого мы уехали, погибли.

Новосибирск, был выбран нашей семьей не случайно. Там жили родители отца, уже пенсионеры - дедушка Иван Павлинович и бабушка Мария Лаврентьевна, соседи их звали Иван- да-Марья. У них мы и поселились. Жили в тесноте, но не в обиде. Женщины занимались хозяйством, а дед, в основном, занимался нами. Игрушек практически не было, но были шахматы, лото, домино, шашки, которые мы очень быстро освоили. (Одна из складных шахматных досок со всеми фигурами и подписью «Пинягин И.П.» хранится в моей семье до сих пор.)

В 1942 году мой брат пошел в школу и я, как-то незаметно вместе с ним научился читать.

Мы, как и все люди в то время, следили за сводками «Советского Информбюро». Дедушка маленькими булавочками с разноцветными головками отмечал на карте линию фронта, а в мою обязанность входило следить за висевшим над столом календарем. Для этого я каждый вечер забирался на стол, брал висевший на ниточке карандаш и зачеркивал прошедший день. Радовались всей семьей нечастым письмам с фронта.

Плохие вести не обошли и нашу семью. Моя мама получила известие о гибели двух своих братьев - Виктора и Владимира.

В летнее время многие семьи эвакуированных привлекались к сельхозработам. Дедушка с мамой и, естественно, с детьми выезжали в овощеводческий совхоз, поэтому к осени наша семья была хорошо обеспечена заработанными овощами, и зимой в нашем доме часто пекли дранники. До сих пор они остаются моим любимым блюдом.

Вспоминая слова украинской женщины, зимой я часто копался в снегу и искал замерзших воробьев, но не находил.

Так и протекала наша жизнь, пока в начале 1944 года мы не получили известие, что отца отозвали с фронта и направили на службу в Управление связи Генерального Штаба Красной Армии.

В Москву мы ехали уже в пассажирском поезде с тем же маленьким чемоданом, черной хозяйственной сумкой и ученическим портфелем моего брата.

Запомнилась Москва большим количеством людей на улицах и в транспорте, походами с мамой в кино, ходили на выставку трофейной техники и оружия на набережной у Крымского моста, возила нас мама и на Красную Площадь.

На некоторых улицах Москвы сохранялись еще так называемые «ежи» (противотанковые), в небе было много аэростатов воздушного заграждения.

Прошел слух, что через Москву поведут пленных немцев, и когда узнали точно этот день, всей квартирой пошли на Зубовскую площадь. Колонну немцев сопровождали конвоиры с винтовками наперевес и примкнутыми штыками, а также автоматчики. Колонна шла долго. Не знаю, как было в других местах, но там, где были мы, люди стояли молча, только некоторые женщины тайком утирали слезы.

Еще, конечно, помнятся очень красочные салюты и ликование людей, а о том, как встретила Москва день Победы, простыми словами не расскажешь».